«После первых смертей на Майдане война стала неизбежной»

Пять лет назад в Донбассе в разгаре были бои между ВСУ и украинскими добробатами с одной стороны, и вооруженными формированиями самопровозглашенных ДНР и ЛНР, поддержанных российскими добровольцами, с другой. Через три недели они завершились перемирием и подписанием соглашения «Минск-1». А могла ли ситуация на Украине после Евромайдана сложиться по-другому, без кровопролития, которое некоторые и вовсе называют гражданской войной? Своим мнением по этому поводу с «Росбалтом» поделился эксперт Украинского института анализа и менеджмента политики Даниил Богатырев.

 — События 2014-го в Донбассе сторонники «русского мира» объясняют примерно так: на Украине произошел государственный переворот, в результате чего русский язык «запретили», а в Крым и Донбасс снаряжали «поезда дружбы». А как было на самом деле?

 — О грядущем «новом майдане» в Киеве говорили года эдак с 2011-го. Как только Янукович стал президентом, силы, которые в период правления Виктора Ющенко были при власти, начали реорганизацию, а через год они уже активно проводили работу как с «улицей», так и с «офисным планктоном», желающим жить «как в Европе». В результате к 2013 году сложилась ситуация, когда протестный потенциал прозападной и националистической части электората был довольно высок, а людей, готовых поддержать Януковича, почти не осталось даже на Юго-Востоке в силу коррумпированности его режима и недовольства его попыткой проводить «многовекторную» внешнюю политику.

На протяжении весны-лета 2013-го тогдашняя прозападная оппозиция подогревала протестный потенциал своего электората акциями «Вставай, Украина», а осенью, под предлогом недовольства отсрочкой в подписании соглашения об ассоциации с ЕС, начался Евромайдан. Напомню данные опроса, опубликованного в издании «Вести» примерно за месяц до завершения Майдана: «евромайдановцев» во Львове поддерживало более 80% населения, а в Донецке и Крыму ситуация была диаметрально противоположной. Для населения этих регионов было совершенно неприемлемо как-то, что протестующие в Киеве требовали принятия курса на интеграцию в ЕС и НАТО, так и то, что основной движущей силой протестов выступали националисты, а наряду с проевропейскими звучали и русофобские лозунги.

Собственно, именно эта разница в отношении к Евромайдану и стала основой, на которой после его победы стал прорастать сепаратизм в ряде юго-восточных регионов. Люди испугались насильственной украинизации, бессудных расправ со стороны националистов и поражения в гражданских правах. Этими страхами воспользовалась Россия, поддержав сепаратистские настроения.

 — А реально — было чего бояться?

 — Ну, учитывая то, как прошла смена власти в Киеве, а также то, что на Западной Украине в руки сторонников Майдана попало оружие с военных складов — угрозы были вполне реальны. Другой вопрос в том, что это не оправдывает аналогичных действий (захваты зданий, складов) со стороны сепаратистов. И то и другое — однозначно противозаконно.

 — Возможно, на дончан повлиял еще и пример Крыма: проголосовал как надо — и ты уже россиянин.

 — Как я уже говорил, корни донбасского сепаратизма следует искать не в отличии менталитета или культурных особенностях жителей данного региона. Они лежат, прежде всего, в плоскости отношения к Майдану, и в осознании того, что в ходе последнего победили силы, которые выстраивали весь свой пафос на желании «свергнуть донецких», и «построить Украину Запада вместо Украины Востока». Многие действительно испугались.

 — Насколько виноваты в киевских и донбасских событиях президент Янукович и Партия регионов? Могли ли они предотвратить гражданскую войну?

 — Я не склонен употреблять термин «гражданская война» по отношению к конфликту на Донбассе. Это, скорее, «прокси-война», в которой за каждой из сторон стоит более мощный актор. Проще говоря, руками украинских солдат и сепаратистов воюют между собой США и Россия. Хотя, это не отменяет патриотических устремлений, которыми руководствуются конкретные бойцы и командиры.

Что же до вины Партии регионов, она, безусловно, есть. Как я уже упомянул, Виктор Янукович пытался проводить многовекторную политику, чем оттолкнул свой электорат, сделав возможным Майдан — в нужную минуту у него не осталось искренних сторонников, и защищать его готовы были только наемные спортсмены-«титушки». То же самое относится и к регионалам в целом. Они были слишком аморфны в идеологическом плане, слишком вороваты, и слишком непривлекательны по имиджу, в результате чего растеряли симпатии электората.

 — Если бы Турчинов и сменивший его Порошенко действовали «деликатней», не так воинственно, могли бы развиваться события по-другому?

 — Полагаю, что с момента первых смертей на Майдане война стала неизбежной. Вопрос оставался только в том, будет сепаратизм на Западе или на Востоке. Если бы Янукович разогнал протестантов, мы бы получили сепаратизм на Западе. В этом, кстати, и Андрей Парубий признавался, говоря, что в случае подавления выступлений в Киеве, организаторы митингов планировали перебазироваться во Львов и оттуда «вести борьбу». По сути, речь также идет о сепаратизме. Из этой же серии и создание сторонниками Революции достоинства «народных советов» в западных областях страны, которые забирали на себя полномочия властей. Все это было до победы Майдана. И если бы в Киеве он проиграл, все могло бы пойти по сценарию «западного сепаратизма». Но история распорядилась иначе.

Я не думаю, что этого можно было бы избежать. Даже если бы Турчинов и его соратники не испытывали «головокружения от успехов» и пошли бы на переговоры, выполнение требований о децентрализации и т. п., конфликт бы все равно случился. Две антагонистические точки зрения на курс, которым должны идти страна, развивались и ожесточались по отношению друг к другу с начала 2000-х и не могли в итоге не столкнуться.

 — Как тогда украинцы воспринимали процессы, происходившие в Донбассе? Как бунт сепаратистов и террористов, гражданскую войну или войну с Россией?

 — По-разному. Все зависело от убеждений конкретных людей. Сторонники Майдана воспринимали как бунт сепаратистов, поддержанных Россией. Их оппоненты — наоборот, как право на протест. Была и часть политически индифферентных граждан, исходивших из позиции «Моя хата с краю. Лишь бы не было войны». В Киеве неприятие сепаратистов было почти абсолютным, а во Львове оно и вовсе нередко переходило в ненависть ко всем русскоязычным, русскокультурным гражданам, вне зависимости от их убеждений. Но со временем и там успокоились. Когда с Донбасса начали приезжать беженцы, в центре и на западе страны, за исключением отдельных эксцессов, их принимали хорошо и руководствовались общечеловеческими принципами сострадания людям, попавшим в беду.
 
 — Сколько в том желании Донбасса отделиться от Украины, воссоединиться с Россией было, скажем так, «народного», а сколько привнесено местными политиканами и «кремлевской пропагандой»? Можно ли говорить, что все произошло спонтанно или имелся некий московский сценарий?

 — Сложный вопрос. Как я уже говорил, сепаратизм Донбасса — есть прямой результат неприятия Майдана. Следовательно, не было бы его, не было бы и сепаратизма. Что же до сценариев, думаю, они вырабатывались, когда события уже бурлили вовсю. Политика России на украинском направлении всегда была реактивной, а не инициативной. Потому, в конечном итоге, она и «проморгала» Майдан, уступив стратегически важную клетку на мировой шахматной доске.

 — Но вряд ли сейчас самопровозглашенные республики независимы и самостоятельны?

 — Полагаю, вовсе несамостоятельны. После 2015-го российская сторона сделала все, чтобы поставить процессы там под свой контроль. Собственно, это и понятно. Выделяя деньги на функционирование этих образований, Москва стремится контролировать то, как они расходуются.
 
 — Российские СМИ во времена Порошенко зачастую писали об отсутствии конфликта с народом Украины. Дескать, он есть лишь с «киевской хунтой». А как на самом деле сейчас «средний украинец» относится к России? После того, что случилось за эти пять лет.

 — Как и в 2014 году, к России в Украине относятся по-разному. По данным исследования КМИС, опубликованном в марте текущего года, к РФ как к стране «хорошо» либо «очень хорошо» относились 57% жителей Украины. А, собственно, к гражданам РФ — даже 77% респондентов. А вот положительное отношение к российским властям выразили только 13% опрошенных.

 — Сменился президент, а риторика в публичном пространстве зачастую остается прежней: Россия — враг и агрессор, дончане — «не совсем» украинцы. Зеленский отказывается говорить с Донбассом, и лишь призывает то расширить «нормандский формат», то срочно его созвать. А хочет ли он в реальности мира в Донбассе? Если нет, то почему? Если да, то что или кто ему мешает?

 — Думаю, Зеленский не прочь бы стать миротворцем. Он очень чувствителен к изменению собственного рейтинга и готов идти на многое ради удержания благосклонности избирателей. Однако выполнить Минские соглашения на российских условиях (то есть так, как их выполнение прописано в Комплексе мер от февраля 2015-го) он не может. Подобным шагом он рискует потерять часть своего электората в центральных и западных областях (хоть это и меньше половины), а также — часть собственной команды в парламенте, сформированной группой Пинчука-Сороса. Тем не менее, кое-какие подвижки в вопросе мирного урегулирования Зеленский все же пытается делать. Недавнее увольнение Романа Бессмертного из Трехсторонней контактной группы — яркое тому подтверждение.

Беседовал Андрей Ярошенко, Киев